— Пошел ты, — рывок в сторону двери, и она пулей вылетела из комнаты.
А вслед донесся столь ненавистный ею смех.
Я чувствую твой сладкий запах.
Он наполняет меня, пьянит словно хмель
И во мне просыпается, сама знаешь, Дьявол…
Ольви «Убийца»
Миновав коридор, она толкнула тяжелую входную дверь и выскочила на… Нет, здесь должна быть лестничная клетка с уходящими вниз ступенями, и лифт… И соседская дверь напротив с блеклой цифрой двенадцать. Где всё? Где?!
Вокруг была лишь темнота, и в конце черного туннеля мерцал отдаленно слабый бледный свет. Она испуганно отшатнулась, кинулась было обратно, и замерла… Позади тоже ничего не было. Лишь клубящийся непроглядный мрак.
— Что же ты? Испугалась темноты? — раздался ехидный голос над ухом. Вероника тотчас обернулась — никого.
— Я не боюсь, — произнесла она одними губами, и темнота в ответ зашевелилась.
Вероника чуть не закричала, когда к ней стали тянуться длинные черные тени… Как тогда, в детстве, когда она до смерти боялась темноты. Нет, нет, это все лишь разыгравшееся воображение. Такого не может быть. Что-то коснулось локтя, обжигая кожу холодным прикосновением.
Только единственная мысль осталась в голове: бежать. Бежать вперед, к свету. Прочь от этой ледяной темноты, прочь от страха. Прочь! Прочь!
Темный коридор казался бесконечным. Словно издеваясь, слабый огонек никак не хотел приближаться…
Вероника не могла понять, как долго она бежит. Наверное, долго потому, что бок пронзила тупым концом боль, в ногах поселилась слабость и тело становилось тяжелее и тяжелее с каждым движением. Вперед гнал только страх. Только то холодное прикосновение темноты, которое она почувствовала еще в самом начале.
Сил оставалось всё меньше. А конец пути так и не приблизился — спасительный свет подмигивал ей на той стороне. Она упала. Страх поднялся по позвоночнику липкой холодной змеей, виски пронзила резкая боль. Накатила паника. Стало трудно дышать.
Надо успокоиться. Помнишь, как тогда доктор учил? Вдох-выдох. Вдох-выдох. Надо подумать о чем-то хорошем. О чем только? О Николае… Нет, эти воспоминания сейчас лишние. Тогда о чем? О Егоре, например. О её сыне, который не появился бы не свет, не будь этого договора. О её маленьком солнышке, как оказалось, продолжало согревать даже в Пустом мире.
— Ну, что же ты, мышонок? — рассмеялся Князь, глядя на её мучения. — Даже подняться уже не можешь.
— Прочь, — процедила она сквозь зубы, поднимаясь.
— А хочешь поиграем? — Люцифер поставил её на ноги и рывком притянул к себе. Сейчас его силуэт почти что сливался с окружающей темнотой. — Давай, мышонок. Тебе понравится эта игра. Ты прячешься, я тебя ищу. Обещаю, — улыбнулся. — Я мухлевать не буду.
— Не н-надо… Пожалуйста…
— Я считаю до десяти, мышонок. Раз, — и оттолкнул женщину от себя, закрыл глаза, ладонями. — Два.
Она со всех ног бросилась к свету.
Три. Четыре.
Маленькое пятнышко приближалось, разрасталось. Еще немного. Еще чуть-чуть.
Пять. Шесть.
Последний рывок. Ослепляющие на несколько секунд объятия света, и … Вероника удивленно посмотрела на высокую траву под ногами. Яркое, слепящее своей голубизной небо. И вдалеке ее домик.
Так вот, где он предлагает ей спрятаться — в её собственном стеклянном шаре. В маленьком мирке, где создатель знает каждый сантиметр, каждый уголок. И там, где найти её будет очень просто.
Семь. Восемь.
Вероника устремилась к дому. Нет смысла прятаться в кустах сирени или в тени плодовых деревьев. Сразу найдет. А дома… Там можно запереться. Можно закрыть двери, окна и сидеть, едва дыша в темноте.
И тут Веронике захотелось расхохотаться. И рассмеялась бы, не пронзи бок острая боль. И дома тоже найдет. Везде найдет, если захочет. В этой игре нет смысла. Для нее нет. А для князя может быть.
Девять. Десять.
Когда Люцифер шагнул в её маленький мирок, Вероника уже оказалась дома. Захлопнула за собой дверь и борясь с желанием закрыть на все замки, оставила незапертой. Он ждет, что она испугается. Что страх доведет до того, что она забьется в уголок, будто настоящая мышка, и будет ждать своей участи. Что игра пойдет по его правилам, как это обычно бывает.
Он вошел. Тихо скрипнула дверь. Она сидела на диване, сложив руки, словно примерная ученица.
Князь остановился напротив, смерил её внимательным взглядом. Озноб прошелся щекотливой волной по спине, но Веронике не подняла глаз. И тихий вкрадчивый голос, с ранее незнакомыми нотками прозвучал в тишине:
— Мышонок плохо спрятался. Тебе следовало спрятаться лучше, Вероника, — отчеканил, и Вероника сжалась от его слов. Мучительно долгое ожидание с примесью гнетущей тишины и … — Но как говорится, кто не спрятался — я не виноват…
Она вскрикнула, когда он дернул её за волосы, стаскивая с дивана. Резкая боль, и слезы, брызнувшие из глаз. С глухим стуком упала на колени — через секунду Люцифер поднял ее на ноги, прижал к себе. Быстро заговорил.
— А знаешь, есть другая игра, Вероника, — развернул мышонка к себе лицом, и душа Вероники ушла в пятки, когда она встретилась с взглядом Люцифера. Вместо привычного равнодушия там плескался гнев. Тот самый жгучий острый гнев, который разливался по её венам несколько часов назад. Тот самый, который так пришелся Дьяволу по вкусу.